Туманный берег - Страница 25

Ответа не последовало. Он достал из ящика секретера прямоугольный листок розовой писчей бумаги, принес из коридора старую записную книжку. Наслюнив палец, перелистнул несколько страниц...

- Ну, что за мужик, а? - досадливо проговорил Серега, когда они вышли из квартиры и захлопнули за собой дверь. - Баба где-то шлялась всю ночь, а он: "Сю-сю-сю, Томочка! Давай я адресок твоей подружки для дяденек милиционеров запишу?".. К батарее бы её наручниками приковать и ремнем по заднице пройтись раз восемьсот. Резко перестала бы и ночевать где попало, и бедненькую-несчастненькую из себя строить. Зараза!.. А ты чего молчишь, орган предварительного следствия? Чего по поводу всего этого думаешь?

- Ничего не думаю, - вяло отозвался Андрей. - Сейчас пойду вылечу зуб, а потом уже буду думать... А, вообще, ерунда это все. Юбки, заказы, автохозяйство... Дом-то ведь, действительно, просто просится, чтобы в нем кого-нибудь грохнули. Стоит на отшибе, мышами пахнет... Подругу эту, конечно, надо вызвать, но толку что? В лучшем случае, выясним, что наша мадам ночевала у какого-нибудь мужика... Ладно, Анечке твоей привет, а я пошел...

* * *

- Алло, Лена?

Она услышала ответное: "Да, это я" на том конце провода, и долго молчала, прежде чем продолжить.

- Тома? Тома, ты? - кричала в трубку Ленка.

- Да. - в конце концов, отозвалась она. - Мой звонил?

- Звонил-звонил. Я сказала все, как договорились. Нотку неискренности в голосе подпустила. Так что он, мне кажется, засомневался. Но, тем не менее, подтвердила официально: да, ты была у меня, сидели, пили чай с конфетами "Маска". Пусть теперь мучается... Козел!

- А больше никто по этому поводу не звонил?

В трубке что-то загрохотало. Наверняка, Ленка двигала поближе к телефону банкетку, предчувствуя долгий и весьма интересный разговор.

- Подожди, Том, я сейчас... Ага, все... А кто еще-то звонить должен? Или ты себе любовника завела? Колись!

- Нечего колоться. Милиция должна звонить, - выговорила она с трудом. - Тут такие дела... В общем, у меня к тебе просьба: скажи им тоже самое, что Валерке. Только без ноток неискренности в голосе.

Ленка помолчала. Потом спросила уже значительно более скучно и осторожно:

- Во что ты влезла то?

- Ни во что не влезла. Так, ерунда. Дурацкое стечение обстоятельств.

- А-а-а.., - и снова тягостное молчание на том конце провода.

- Так ты подтвердишь или нет?

- Том, я подтвержу, конечно, только... Ты сама пойми: в конфликт с милицией без особой надобности неохота влезать. Может, у тебя другой есть, кто подтвердит? Эти ведь дела и конфиденциально можно оформить? Просто попросишь, чтобы мужу не раскрывали показания. А, Том?

- Лена, - она почувствовала, как в животе становится холодно и пусто, - если бы мне было к кому обратиться, я бы не втравливала тебя в историю. Тебе совершенно нечего бояться: никаких конфликтов, никаких осложнений. Пожалуйста! - Принужденно хохотнула и, ужасаясь фальшивости собственного голоса, добавила. - Ну, успокой же меня, в конце концов! Что ты молчишь? А то я не смогу как следует погрузиться в создание твоего брючного костюма: тревожиться буду, отвлекаться... Нет, кроме шуток, Лен: костюм бесплатно, и фурнитура, и подкладочная ткань - тоже с меня.

- Ерунду какую-то говоришь. Взятку мне предлагаешь, что ли?.. Скажу все, как договорились: можешь не переживать. Я уж не думаю, что ты кого-то там ограбила или убила?

Игривый тон не получался у обеих, поэтому разговор свернули быстро. Тамара положила мобильник на журнальный стол, уперлась локтями в колени и уронила лицо в ладони.

Ее тошнило от унижения и страха... Ленка! Ленка - это так ненадежно! Никто не даст гарантии, что прямо сейчас она не наденет свою дурацкую плиссированную юбку с не менее дурацкой кружевной блузкой и не помчится в ближайшее отделение милиции, чтобы с порога заорать: "Моя подруга попросила обеспечить ей фальшивое алиби!"

Глупо. Страшно. И ещё раз глупо... И все из-за чего? Из-за кого? Все из-за той, которая...

Она отвела подрагивающие руки от лица и, сморщившись, почесала ладонь. На коже бледно-розовыми пузырьками проступала экзема. Даже думать о той, чужой, однажды разрушившей её счастье, было невыносимо. Теперь из-за неё все рушилось снова. Никто не поверит. Никто не станет даже слушать. Никто не попытается понять...

Тамара поднялась с дивана, достала из ящика тюбик с ихтиоловой пастой. Выдавила тоненькую белую трубочку на ладонь. Одно она знала совершенно точно: что бы там ни было, надо держать себя в руках. Потому что завтра предстоит очень тяжелый день...

* * *

Десна болела ужасно. Неуклюжая врачиха умудрилась разодрать её иглой одноразового шприца. Пол ампулы лидокаина тут же стекло под язык. Другая половина почти не помогла. Андрей, конечно, молчал, зажмурив глаза, но вспоминал исключительно врачихину маму и ещё инструменты гестаповцев из "Семнадцати мгновений весны".

- Два часа не есть, - смущенно предупредила докторша, когда он вылезал из кресла. - Но я бы, на вашем месте, вообще сегодня воздержалась от приема пищи.

Предупреждение было явно излишним. Шагая от стоматологии до автобусной остановки, Андрей абсолютно точно знал, что не захочет открывать рот, по крайней мере, сутки. Или двое. Со свидетелями и с Красовским будет общаться знаками. А отвратительные отчеты Володи Груздева, которые к тому времени как раз подоспеют, отобьют остатки аппетита ещё на неделю вперед.

Однако, ближе к дому десна отошла. Он даже нащупал онемевшим языком комочек ваты, забытый расчудесной докторшей у него во рту. Выплюнул вату в урну и с какой-то лиричной теплотой вспомнил о двух спинках минтая, хранящихся в морозилке. Но тут же, в связи с минтаем, вспомнил и о Птичке...