- Щурок, ну ты что? Ты пойми меня тоже. Это сейчас вон капает, а через час вообще ливень начнется. Как я тогда доберусь? У меня же не зонтик, а одно название.
Он чувствовал, что стоит сказать "не уходи", и она тут же рванет эту самую дверь на себя, выскочит в полумрак подъезда, остервенело надавит на кнопку лифта. Он не говорил "не уходи". Он слушал, как Птичка в комнате топчется по его свежему, непрочитанному "Спорт-экспрессу" и смотрел на Катины русые брови.
- Всю гречку ему сразу не давай, - повторяла она, перекладывая сумочку из руки в руку. - С рыбой перемешать не забудь. Оставшуюся мойву в холодильник, под крышку. Сам не ешь, ради Бога: она не очень тщательно промытая и не соленая.
Он видел маленький комочек серой туши на её ресницах, легкую, почти незаметную горбинку на переносице, с ужасом ждал, что вот сейчас за спиной задребезжит телефон, и думал о том, какие же они дураки. Оба.
Еще о том, что все это - "детский сад", что долго так продолжаться не может, что, в конце концов...
- Катя, - сказал он и протянул руку. Он всего лишь коснулся её плеча, но она вздрогнула и торопливо повесила на это самое плечо сумку.
- Ладно, разберешься. Мне пора уже... В самом деле, пора. Не обижайся... Как там у тебя с твоими убитыми англичанами дела?
- Никак. Ничего конкретного пока не вырисовывается. Может быть, убийство из ревности, но как-то все это очень шатко. Нынешняя жена гражданина Бокарева приревновала его к бывшей возлюбленной, гражданке Кузнецовой.
- Что-то как-то.., - Катя скептически пожала плечами. - Тебе самому хоть верится?
Он точно знал, что она ищет повод, чтобы задержаться. Опять ищет повод. Она все равно уйдет, но ей этого не хочется. От этой мысли ему делалось хорошо.
- Мне? Мне не верится. А что делать? Разные психопатки бывают... Странная она. На первый взгляд - воплощенная невинность, но при этом чего-то боится. Была знакома с хозяином дачи, алиби у неё на ночь убийства какое-то скользкое.
- Ну, не знаю. Вам там, в прокуратуре, конечно, виднее... А с наследственными делами что?
- Ничего нового. Бывшую жену Райдера пока не нашли. Да и потом, ты же говоришь, что она при таком раскладе не единственная наследница?
- Вроде бы нет, - Катя не очень уверенно кивнула. - На какую-то сумму она, конечно, право имеет, но, вообще-то, наследницей за Райдером успела стать и Кузнецова. Вот если бы и её убили в тот же день, тогда - все. А так получается, что теперь уже за Кузнецовой наследует её мать.
- Докатились до старушек-убийц, - Андрей невесело усмехнулся. - Нет, наследственные дела сюда так же не вяжутся, как и убийство из ревности. Вообще, ничего сюда не вяжется! Лежнев уже всю контору эту фармацевтическую с ног на голову перевернул. Ничего! Не за что зацепиться! Звонила какая-то женщина - и все!.. Львенок ещё этот нарисованный! То что труп к шоссе оттащили!..
Он сам не заметил, как вошел в раж. Начал ритмично и зло постукивать костяшками пальцев по косяку, кривить книзу уголки губ. Азартно рассказывал о разговоре с Груздевым, о том, как Красовский рвал и метал, потому что нет пока причин для ареста Муратовой и, вообще, по сути дела, ничего на неё нет. О том, как Валерий Киселев открестился от недавних встреч со своей Лилей и сослался на воспаленной воображение жены. О том, что супруга его в ответ на предположение о том, что клипсу могла потерять одна из заказчиц, едва не забилась в истерике и начала орать, что всех своих заказчиц прекрасно знает, и никто из них предметы туалета в её доме не терял... Опомнился, только заметив легкую невеселую улыбку на Катиных губах. Почувствовал себя полным кретином и даже, кажется, покраснел.
- Щурок, не бесись. Ты же все равно во всем разберешься, - сказала она спокойно и уже без улыбки. - Я знаю... Надо только, чтобы кто-нибудь Красовского осаживал, а то он, я чувствую, опять окрутел. Как там у него дела?
Он сказал: "нормально", - решив, что ни к чему рассказывать про девочку Анечку с её кружевными салфеточками и пушистыми игрушками.
Снова некстати вспомнил про львенка и коряво выведенное слово "лев". Птичка в комнате опрокинул стул. Тот рухнул с ужасным грохотом. Катя сказала: "ну, пока" и ушла...
* * *
Наталью Дмитриевну Слюсареву привезли в прокуратуру в десять утра. Ее правая щека была заклеена полоской лейкопластыря, полные губы дрожали. Более всего и неприятнее всего Андрея поразило то, что Наталья Дмитриевна оказалась брюнеткой. Самой натуральной брюнеткой с рыхлым белым лицом.
К тридцати трем годам она успела набрать с десяток лишних килограмм, которые осели на груди, бедрах и животе. Чем-то она напоминала истеричную жену Киселева Тамару, но лишь отдаленно. Что-то в ней все-таки такое было... То ли чудесные голубые глаза придавали её лицу почти юное очарование, то ли красивая, точеная форма носа?
На Слюсаревой была просторная шелковая блуза, изрядно измятая на спине и рукавах, коричневые леггинсы и белые кожаные сабо.
Митя Лежнев вкратце доложил, что выловили её, в конце концов, на квартире у двоюродной тетки, где гражданка Слюсарева от кого-то пряталась. При попытке ребят из местного отделения милиции проникнуть в квартиру переколотила кучу посуды, разбила настенные часы и едва не сиганула с балкона. Сначала думали, наркотой накачалась, потом решили, что уж скорее у неё с головой что-то.
Наталья сидела ни стуле, зажав ладони коленками, и смотрела прямо перед собой. Она не выглядела испуганной или обозленной. Андрею даже казалось, что в её взгляде читается облегчение. Облегчение, которое наступило слишком поздно и принесло уже не радость, а только апатию.